В наследии каждого гения существуют сюжеты, расходящиеся с основной линией развития его творчества. Но именно эти разрывы общей логики позволяют ответить на определенные фундаментальные вопросы, возникающие при попытке анализа его работ. Книга Ле Корбюзье «Поэма прямого угла» представляет малоизвестную сторону наследия одной из центральных фигур модернизма, масштаб мысли которой позволял возводить дома будущего и проекты городов-миллионеров. Сама идея рукотворной книги, созданной не механическим конвейерным способом, по сути, противоречит и духу преданного техническому прогрессу двадцатого века, и архитектурным воззрениям Ле Корбюзье — убежденного сторонника усовершенствования условий жизни для широких масс и фордистских методов производства.
Преодолевающая пафос риторики успешного и амбициозного архитектора, «Поэма прямого угла» транслирует внутренний монолог Ле Корбюзье, местами противоречивый и переходящий в дискуссию. Сегодня фигура архитектора уже вошла в историю мировой культуры и приобрела совершенно определенный и завершенный образ, что придает книге особое значение. Внимательное чтение и рассмотрение позволяют вывести на поверхность историю другого Ле Корбюзье, сдуть пыль с мифического и музеефицированного, искусственно сконструированного образа героя модернистской архитектуры. Эта когнитивная операция позволяет приблизиться к духу самой эпохи модернизма, которая на пути к построению «дивного нового мира» стремилась к окончательному разрыву с предопределившим ее историческим наследием, что и приблизило неизбежную крах.
Графические иллюстрации к «Поэме прямого угла» архитектора-утописта, кардинально переосмыслившего традиционное понимание городского пространства и его организации, отмечены сильным влиянием Пикассо и эстетики поздних коллажных работ Матисса. Кроме того, они являются поздней интерпретацией живописи пуризма, принципы которой архитектор сформулировал совместно с художником Амеде Озенфаном еще в 1918 году. Определение пуризма как логического развития живописи «после кубизма» было заложено в одноименное название манифеста движения. Удивительно, что рисунки зрелого Ле Корбюзье, выступавшего, как уже говорилось, радикальным новатором в архитектуре на протяжении нескольких десятилетий и оказавшего огромное влияние на процесс разрушения традиционного понимания городского пространства и его организации, демонстрируют очевидный художественный консерватизм и стремление уйти от универсального к индивидуальному, от коллективного к личной мифологии.
Как текстовая, так и изобразительная части поэмы представляют тонкий и, безусловно, крайне сложный момент переоценки мастером собственного творчества и выработанных в его рамках теоретических установок. Иллюстрации к поэме, являющиеся одновременно и частью нарратива, и ее телом, раскрывают уход от эстетической ясности в сферу ясности чувственной, субъективной, смещение от идеала функциональной живописи в сторону поиска внутренней, интимной обусловленности изображаемого.
«Поэма прямого угла», созданная за десять лет до смерти Ле Корбюзье и охватывающая самый широкий круг экзистенциальных вопросов, позволяет увидеть мир «через окна открытых зрачков» автора. Образный ряд поэмы демонстрирует глубочайшую преданность Ле Корбюзье архитектуре и воспевает структурообразующее влияние, которое она оказала на его мировоззрение в целом. Безусловно, это художественное и литературное высказывание — очень личный рассказ о собственном творческом методе архитектора. И в тексте поэмы, и в ее названии постоянно появляются отсылки к метафорическому образу здания: человек как дом, раковина как дом, природа как дом. Завершается это фантасмагорическое повествование обращением к главному символу личной мифологии Ле Корбюзье — открытой руке. Эта рука, десятки раз воспроизведенная автором в скульптурной форме, — источник творения, созидания, — главный движущий фактор человеческого существования.
Преодолевающая пафос риторики успешного и амбициозного архитектора, «Поэма прямого угла» транслирует внутренний монолог Ле Корбюзье, местами противоречивый и переходящий в дискуссию. Сегодня фигура архитектора уже вошла в историю мировой культуры и приобрела совершенно определенный и завершенный образ, что придает книге особое значение. Внимательное чтение и рассмотрение позволяют вывести на поверхность историю другого Ле Корбюзье, сдуть пыль с мифического и музеефицированного, искусственно сконструированного образа героя модернистской архитектуры. Эта когнитивная операция позволяет приблизиться к духу самой эпохи модернизма, которая на пути к построению «дивного нового мира» стремилась к окончательному разрыву с предопределившим ее историческим наследием, что и приблизило неизбежную крах.
Графические иллюстрации к «Поэме прямого угла» архитектора-утописта, кардинально переосмыслившего традиционное понимание городского пространства и его организации, отмечены сильным влиянием Пикассо и эстетики поздних коллажных работ Матисса. Кроме того, они являются поздней интерпретацией живописи пуризма, принципы которой архитектор сформулировал совместно с художником Амеде Озенфаном еще в 1918 году. Определение пуризма как логического развития живописи «после кубизма» было заложено в одноименное название манифеста движения. Удивительно, что рисунки зрелого Ле Корбюзье, выступавшего, как уже говорилось, радикальным новатором в архитектуре на протяжении нескольких десятилетий и оказавшего огромное влияние на процесс разрушения традиционного понимания городского пространства и его организации, демонстрируют очевидный художественный консерватизм и стремление уйти от универсального к индивидуальному, от коллективного к личной мифологии.
Как текстовая, так и изобразительная части поэмы представляют тонкий и, безусловно, крайне сложный момент переоценки мастером собственного творчества и выработанных в его рамках теоретических установок. Иллюстрации к поэме, являющиеся одновременно и частью нарратива, и ее телом, раскрывают уход от эстетической ясности в сферу ясности чувственной, субъективной, смещение от идеала функциональной живописи в сторону поиска внутренней, интимной обусловленности изображаемого.
«Поэма прямого угла», созданная за десять лет до смерти Ле Корбюзье и охватывающая самый широкий круг экзистенциальных вопросов, позволяет увидеть мир «через окна открытых зрачков» автора. Образный ряд поэмы демонстрирует глубочайшую преданность Ле Корбюзье архитектуре и воспевает структурообразующее влияние, которое она оказала на его мировоззрение в целом. Безусловно, это художественное и литературное высказывание — очень личный рассказ о собственном творческом методе архитектора. И в тексте поэмы, и в ее названии постоянно появляются отсылки к метафорическому образу здания: человек как дом, раковина как дом, природа как дом. Завершается это фантасмагорическое повествование обращением к главному символу личной мифологии Ле Корбюзье — открытой руке. Эта рука, десятки раз воспроизведенная автором в скульптурной форме, — источник творения, созидания, — главный движущий фактор человеческого существования.